Затерянный мир. - Страница 144

144

— Видите, все происходит, как я и предполагал, — заметил Маракот с оттенком самодовольства. — Вы ведь знакомы с моим давним докладом Океанографическому обществу о соотношении давления и глубины. Как бы мне хотелось подать миру хотя бы краткую весточку, чтобы доказать несостоятельность взглядов Бюлова из Гессена. Старый осел осмеливался мне возражать.

— О Господи! Если бы я мог отправить весточку домой, то не стал бы тратить время на перепалку с безмозглым снобом, — сказал Сканлэн. — В Филадельфии живет одна симпатичная малютка. Верю, что она прольет слезинку-другую, когда узнает, что Билл Сканлэн отошел в мир иной. Хотя дорога к ангелам нам предстоит не из легких.

— Ты не должен был следовать за нами, — сказал я и опустил руку на плечо Билла.

— Я бы чувствовал себя последним негодяем, если бы остался на судне, — ответил Билл. — Это моя работа, и я рад, что выполнил ее до конца.

— Сколько времени осталось у нас в запасе? — спросил я у доктора Маракота после короткой паузы.

Он пожал плечами.

— Достаточно, чтобы достичь дна, — прозвучал ответ. — Воздуха в баллонах должно хватить на день. Проблемой является использованный воздух. Углекислый газ задушит нас. Если б мы могли от него избавиться…

— Думаю, что это невозможно.

— Один из баллонов содержит чистый кислород. Я приготовил его на случай непредвиденных обстоятельств. Вдыхая кислород, мы сможем продержаться еще какое-то время. Обратите внимание, мы на глубине более двух миль.

— Ради чего нам цепляться за жизнь? Чем скорее все закончится, тем лучше, — сказал я.

— Правильно! — воскликнул Сканлэн. — Давайте покончим со всем разом.

— И упустим возможность полюбоваться самым замечательным зрелищем, которого не видел ни один человек в мире? — возразил Маракот. — Это будет предательством по отношению к науке. Давайте запишем наши наблюдения до конца. Даже если записям предстоит быть похороненными вместе с нашими телами, игра должна быть доиграна до финального свистка.

— Только ради спортивного интереса, — согласился Сканлэн. — Док, вы смелее нас обоих. Если мы влезли в эту передрягу, то должны увидеть, чем все закончится, а не соскакивать посередине пути.

Мы втроем уселись на диван и крепко вцепились в него напряженными пальцами. Камера, качаясь и подергиваясь, опускалась все ниже. Рыбы продолжали мелькать вверх и вниз мимо иллюминаторов…

— Уже почти три мили, — заметил Маракот. — Я открою кислородный баллон, мистер Хедли, кажется, пришла пора. В одном я уверен, — добавил профессор с сухим кудахтающим смехом, — это место отныне станет называться Маракотовой бездной. Как только капитан Хави разнесет весть о нашей судьбе, мои коллеги позаботятся о том, чтобы наша могила стала памятником. Даже Бюлов из Гессена… — Он пробормотал что-то о своих давнишних обидах.

Мы снова сидели в тишине и следили за тем, как стрелка глубиномера подползает к четверке. Один раз мы задели нечто настолько массивное и ударились с такой силой, что чуть не перевернулись набок. Может, это была крупная рыба, а может, выступ скалы, вдоль которой мы падали. Прежде нам казалось, что подводный хребет находится на невероятной глубине. Теперь, когда мы смотрели на него из этой ужасной пропасти, он, на наш взгляд, находился почти у поверхности. Камера описывала круги и опускалась все ниже в темно-зеленые воды. Глубиномер показал двадцать пять тысяч футов.

— Мы почти достигли цели путешествия, — сказал Маракот. — Глубиномер Скотта год назад показал двадцать шесть тысяч футов в самом глубоком месте. Еще несколько минут, и мы узнаем свою судьбу. Может быть, кабинка разлетится от удара. Может быть…

В эту минуту мы коснулись дна.

Никогда ни одна в мире мать не опускала так нежно младенца на пуховую перину, как мы опустились на дно Атлантического океана. Толстый эластичный слой мягкого ила, на который мы сели, сыграл роль идеального буфера. Некоторое время мы боялись пошевелиться. Камера застыла на самом краю небольшого, покрытого вязким, густым как желатин грунтом скалистого выступа. Мы балансировали на узкой площадке, с трудом сохраняя равновесие и рискуя перевернуться. Но в конце концов камера приняла устойчивое положение и неподвижно застыла. Как только это произошло, доктор Маракот выглянул в иллюминатор и включил свет.

К нашему изумлению, видимость оказалась прекрасной. Смутный неуверенный свет струился сквозь выпуклые стекла иллюминаторов, словно холодное сияние туманным зимним утром. Мы прильнули к окнам и стали смотреть наружу. Свет прожекторов был не нужен. Удивительная поверхность прекрасно просматривалась на сотни ярдов в каждом направлении. Это казалось непостижимым, невероятным, но тем не менее глаза не обманывали нас: дно океана мягко светилось.

— Почему бы и нет? — воскликнул Маракот, простояв минуту-другую в оцепенении. — Разве я не предвидел такой возможности? Что представляет собой ил? Разве он не является продуктом разложения миллиардов микроскопических органических существ? Разве разложение не сопровождается фосфорическим свечением? Где еще наблюдать это свечение, если не здесь? Ах, как жаль: иметь возможность увидеть подобный феномен и не суметь сообщить о нем миру!

— Но позвольте, — заметил я, — мы тралом вытаскивали полтонны ила, но почему-то не замечали подобного свечения!

— Вне всякого сомнения, ил терял способность фосфоресцировать, пока его поднимали на поверхность. Да и что такое полтонны ила по сравнению с этими бескрайними равнинами? Смотрите, смотрите! — вдруг завопил профессор в состоянии крайнего возбуждения. — Глубоководные существа пасутся на органическом ковре, почти как земные стада на лугу!

144