Каким неприглядным показался ему запущенный их сад с редким кустарником и тощими вязами, каким жалким простой кирпичный фасад дома с окрашенным в зеленый цвет деревянным крыльцом! Все это и раньше оскорбляло его вкус художника, но сейчас безобразие дома показалось ему нестерпимым. А комната! Стулья, обитые клеенкой, ковер унылой расцветки, на полу дорожка из разноцветных лоскутков — все вызывало в нем отвращение. Одно лишь было красиво в этой комнате — его сестра, и взгляд Роберта остановился на ней с удовольствием. Лаура сидела в кресле у камина, и прекрасное, тонкое, белое ее лицо четко выделялось на темном фоне стены.
— Знаешь, Роберт, — сказала она, кинув на него взгляд из-под длинных черных ресниц, — папа становится невозможен. Мне пришлось сказать ему прямо, что я выхожу замуж не ради его выгоды, а ради своей собственной.
— Где он сейчас?
— Право, не знаю. В «Трех голубках», вероятно. Он проводит там почти все свое время. Он выскочил из дому в страшной ярости, наговорил мне кучу глупостей о брачных договорах, родительских запретах и тому подобное. Его представление о брачном контракте сводится, по-видимому, к тому, что имущество надо записать на имя отца. Ему следовало бы вести себя смирно и ждать, пока о нем позаботятся.
— Знаешь, Лаура, все же нужно относиться к нему снисходительнее, — сказал Роберт обеспокоенно. — Последнее время я замечаю, что он очень переменился. Мне кажется, он не вполне душевно здоров. Надо бы обратиться за советом к врачу, но я сегодня все утро провел у Рафлза.
— Да? Ты виделся с Рафлзом? Он ничего не просил мне передать?
— Сказал, что зайдет к нам, как только закончит работу.
— Но что с тобой, Роберт? Ты разгорячен, глаза блестят, ты как-то даже похорошел, — с женской проницательностью заметила Лаура. — Рафлз что-нибудь сказал тебе? А, догадываюсь, он рассказал тебе, откуда у него деньги, верно?
— Да. Он мне многое объяснил. Поздравляю тебя, Лаура, поздравляю от всей души, ты будешь очень богата!
— Как все-таки странно, что именно теперь, когда мы обеднели, нам довелось познакомиться с таким человеком! Это все благодаря тебе, милый мой Роберт. Ведь если бы ты не полюбился ему, он никогда бы не попал к нам в «Зеленые Вязы» и ему не полюбился бы еще кое-кто.
— Вовсе нет, — ответил Роберт, усаживаясь подле сестры и ласково похлопывая ее по руке. — У него любовь к тебе с первого взгляда. Он влюбился в тебя, еще не зная твоего имени. Ведь он расспрашивал о тебе в первый же день, как мы с ним познакомились.
— Но расскажи, Боб, что ты узнал о его богатстве, — попросила Лаура. — Он мне еще ничего не говорил, а меня мучает любопытство. Откуда у него деньги? Во всяком случае, это не отцовское наследство — отец его был простым деревенским врачом, он мне сам рассказывал. Как же он добывает деньги?
— Я обещал держать это в тайне. В свое время он сам все тебе объяснит.
— Ну скажи хотя бы, угадала я или нет: он получил их от дяди? Да? Или от какого-нибудь друга? Или продал необыкновенный патент? Может, нашел золотую жилу? Или нефть? Ответь же, Роберт!
— Не проси, не могу, честное слово! — засмеялся брат. — И больше об этом я с тобой говорить не стану. Ты чересчур хитра. А я обязан хранить секрет. И, кроме того, мне необходимо пойти поработать.
— Очень нелюбезно с твоей стороны. — Лаура надула губки. — Но мне пора одеваться, поездом час двадцать я еду в Бирмингем.
— В Бирмингем?
— Да, мне надо заказать там кучу всяких вещей. Все надо купить заново. Вы, мужчины, забываете о таких пустяках. Рафлз хочет, чтобы мы обвенчались чуть ли не через две недели. Конечно, все будет очень скромно, но все же надо кое о чем позаботиться.
— Так скоро? — задумчиво произнес Роберт. — Ну что ж, может, так оно и лучше.
— Конечно, гораздо лучше. Представь себе, какой ужас, если вдруг приедет Гектор и устроит сцену! А если к тому времени я успею выйти замуж, это уже не будет иметь никакого значения. Что мне до того? Но Рафлз, разумеется, понятия не имеет о Гекторе. Будет просто ужасно, если они встретятся.
— Да, этого допустить нельзя.
— Я не могу без страха подумать об этом. Бедный Гектор! Но что мне оставалось делать? Ты же знаешь, Роберт, ведь у нас с ним была просто старая детская дружба. И разве могу я из-за нее отказаться от такого предложения? Это просто мой долг перед семьей, ведь правда?
— Ты попала в трудное положение, очень трудное, — ответил ей брат. — Но все уладится, я не сомневаюсь, Гектор все поймет. А ты говорила старику Сперлингу, что выходишь замуж?
— Ни слова. Он был вчера у нас, завел разговор о Гекторе, но, право, я не знала, как ему сказать. Мы поженимся в Бирмингеме, поэтому, в сущности, незачем ему и говорить. Ну, я должна поторопиться, не то опоздаю на поезд.
Сестра ушла, а Роберт поднялся к себе в студию и, растерев краски на палитре, долго стоял перед большим пустым холстом, держа в руке кисть и мастихин. Какой бессмысленной, какой бесполезной показалась ему теперь его работа! Какая у него цель? Заработать деньги? Они будут у него и так, стоит лишь попросить или в конце концов даже взять без спроса. Или, может быть, он работает, чтобы создать прекрасное произведение? Нет, как художник он далек от совершенства. Рафлз Хоу именно так сказал и был прав. После стольких усилий убедиться, что все это зря? А имея деньги, можно покупать картины, которые доставят ему радость, потому что будут действительно прекрасны. Какой же смысл в его работе?
Роберт не видел теперь этого смысла.
Он бросил кисть, разжег трубку и спустился обратно в гостиную.